Продать нельзя купить

Ситуация на сельхозрынке и его перспективы – самая животрепещущая тема для аграриев в этом году. Какие проблемы самые острые и есть ли у них решения?

В поисках ответов на эти вопросы генеральный директор АО Фирма «Август» Михаил ДАНИЛОВ пригласил на «круглый стол» вице-президента Российского зернового союза Александра КОРБУТА и продюсера медиа-группы «Крестьянские ведомости» Игоря АБАКУМОВА.

ФАКТОРЫ РИСКА

М. Данилов: Вопросы, которые я предлагаю обсудить, касаются всех отечественных сельхозпроизводителей, в том числе и «Августа» как крупного агрохолдинга. По прогнозам Минсельхоза России, нас ожидает высокий урожай – порядка 130 млн т. При этом запасы прошлого урожая на складах все еще высоки. Существуют прямые (пошлины и квоты) и косвенные (слом логистических цепочек) ограничения по вывозу и реализации сельхозпродукции. Чего стоит ожидать от предстоящего сезона – на что надеяться и чего опасаться?

А. Корбут: Начнем с того, в каком состоянии мы встретили новый сельхозгод, вступивший в свои права первого июля. По балансу все относительно неплохо. Да, есть очень большие запасы, порядка 13 млн т, которые давят на рынок. В этом «заслуга» системы квот, введенной государством. Еще большее давление оказывает новый урожай и политика, проводимая правительством в отношении рынка зерна. В новый аграрный сезон мы вступили с закупочными ценами на сельхозпродукцию на уровне прошлого года и даже ниже, тогда как все остальное резко подорожало. И в этой ситуации мы оказываемся в действительно сложном положении: столь высокие объемы производства – это убитые цены, а главное – убитые доходы и возможности развития.

Произошло резкое подорожание всех ресурсов, кстати, и сейчас цены как-то снижаться не хотят. Затраты на производство выросли от 25 % (оценка Минсельхоза РФ) до 30 % (оценка участников рынка), что стало бременем, прежде всего, для производителей зерна. В результате давления пошлин из зернового сектора по разным оценкам выкачано от 400 до 500 млрд руб. – эта сумма сопоставима с теми доходами, которые должны были быть получены при сохранении экспортного паритета. Да, экспортные пошлины в какой-то мере поддержали животноводство и переработку, но объективно на ценах товаров в магазине это не отразилось – не подешевели ни мука, ни хлеб, ни мясо. Кстати, и государство косвенно это подтверждает, выделяя субсидии на корма для животноводства, хлебопекам и мукомолам. Единственный плюс пошлин был в том, что из-за огромной разницы между внутренней и внешней ценой мукомолы резко увеличили экспорт муки, экспортная цена которой была на уровне экспортной цены на пшеницу. Это локальный успех, но он вызван не столько эффективной работой мукомольной промышленности, сколько системой регулирования цен на пшеницу. Ну а всякий успех, основанный на административном регулировании, – дело хорошее, но ненадежное.

Еще одна проблема – разрыв логистических цепочек, когда ресурсы, запчасти, действующие вещества приходят с задержкой в 9 - 10 месяцев, хотя уже все оплачено, обо всем договорено. И затраты на транспортировку растут в разы.

Непростая ситуация с импортозамещением. Сейчас оно отличается от того, что было в 2015 году. Тогда мы импортозамещали те товары, ввоз которых сами же ограничили. Теперь приходится замещать то, что ограничили нам. Импортозамещение может быть эффективным при одном условии – оно должно быть ориентировано на экспорт, обеспечивая продвижение российских разработок на внешние рынки. Россия объективно маленький рынок, и ориентироваться исключительно на самообеспечение не рационально – будет дорого и малоэффективно. Много говорят об ускоренном импортозамещении в семенной отрасли. Согласно Доктрине продовольственной безопасности, к 2030 году доля отечественных семян должна составить 75 % Однако иностранные семеноводческие компании не спешат уходить с российского рынка, и любая попытка их прогнать для того, чтобы создать тепличные условия для своих производителей, только ухудшит ситуацию.

Цитата: «Все будет зависеть от тех, кто живет и трудится на земле»

А. Корбут

Перечисленные факторы формируют ситуацию неопределенности, которая еще не так заметно сказалась на итогах сезона-2022, потому что большая часть ресурсов была закуплена и поставлена до 24 февраля. Все это в конечном счете приведет к психологической депрессии в отрасли.

Итог: сельхозпроизводители вступают в новый год с низким уровнем доходов, наличие которых – основной источник развития. Инвестиционная привлекательность зернового сектора резко снизилась. Заместить собственные средства льготными кредитами просто, но не эффективно. В текущей ситуации рассказы о том, что кто-то приобрел одно хозяйство, а кто-то другое – весьма наивны. Вспомним 1999 год – после дефолта денег в стране было как «грязи», и были огромные вложения в сельское хозяйство, большая часть из которых прогорела. Потому что сельхозотрасль имеет свою специфику, и если ее не знать, то заработать практически невозможно.

Будущий год будет сложным. В первую очередь потому, что обеспечить подъем экономики за счет роста потребительского спроса населения пока не удастся. Правительство и Центробанк обеспечили стабильность, и вливание 8 трлн руб. в экономику – это огромная сумма. Но вместе с тем весной потребительский спрос в России рухнул на 10 %, импорт во втором квартале этого года уменьшился на 22,3 %, да еще снижается ставка ЦБ. И в то же время граждане скупили валюты на 400 млрд руб. Придут ли эти деньги в потребительский сектор – покажет время.

М. Данилов: Игорь Борисович, а Вы в чем видите основные проблемы в сельхозотрасли России?

И. Абакумов: Данные сельскохозяйственной микропереписи 2021 года свидетельствуют о том, что за пять лет малых фермеров стало значительно меньше. Можно подумать, что фермерское движение в стране деградирует, но, если посмотреть глубже, окажется, что многие фермеры никуда не исчезли – они перерегистрировались в ЛПХ. О чем это говорит? О том, что они ушли с рынка активных налогоплательщиков и не хотят иметь больших связей с государством. Почему? Об этом как раз и говорил Александр Вадимович. Введение экспортной пошлины на зерно для стабилизации цен на внутреннем рынке привело к тому, что цены выросли на все.

Сейчас фермеры активно протестуют против введения федеральной государственной информационной системы (ФГИС) «Зерно», поскольку одни только автомобильные весы стоят от 2 до 7 млн руб. Для фермерского хозяйства, особенно для малого, – это очень большие деньги. Недавно я разговаривал с Николаем Масловым – фермером из станицы Дмитриевская Краснодарского края. У него великолепный урожай пшеницы кубанской селекции – 75 ц/га, но при цене на зерно, которую ему предлагают, – 11 руб/кг (без НДС), он в лучшем случае сработает в ноль. А это значит, что у него не будет «жировых» запасов денег, а потому и возможности развивать свое хозяйство.

На мой взгляд, текущие сложности в сельском хозяйстве во многом обусловлены системными проблемами управления отраслью. Мы все прекрасно помним, что в 2000-х годах при министре сельского хозяйства А. В. Гордееве собрался интеллектуальный потенциал – ученые, производственники, различные общественные организации. И Минсельхоз, прежде чем продвигать то или иное решение в правительство, советовался с общественными организациями – что нужно сделать и как это осуществить, чтобы было выгодно всем. Итогом дискуссий и предложений стал национальный проект «Развитие АПК» в 2008 - 2012 годах. Сегодня все общественные организации либо «умерли», либо удалены от Минсельхоза и практически не влияют на принятие решений, и в их числе – Российский зерновой союз. В 2000-х в министерстве работали пять действующих академиков РАН, сейчас – ни одного. Это говорит об интеллектуальном упадке отрасли.

Если сейчас посмотреть на действующий персонал Минсельхоза России на уровне министра, замминистра и доброй половины руководителей главков – это профессионалы широкого профиля: экономисты, юристы, банковские работники и т. д. Поэтому на уровне министерства и правительства часто принимаются решения, которые не соответствуют ожиданиям сельхозпроизводителей.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

М. Данилов: Что можно предпринять в короткой перспективе, чтобы исправить ситуацию, и что в дальней? Чтобы и производитель не страдал, и потребитель имел возможность покупать продукцию внутри страны по приемлемым для него ценам?

А. Корбут: Во-первых, нужно сначала думать, а потом принимать решения. Во-вторых, для развития предпринимательской деятельности в целом и сельского хозяйства в частности нужна свобода. У нас же одни административные барьеры отменяют, а другие вступают в силу. Свобода – это не вседозволенность, она основывается на понимании нескольких позиций. Например, что продовольственная независимость, которой в последние годы занято государство, – не цель, а средство достижения продовольственной безопасности. Безопасность может быть обеспечена только тогда, когда у людей достаточный уровень доходов.

Следует грамотно распоряжаться средствами бюджетной поддержки. Они у нас огромные, их ни в коем случае не надо сокращать, но в современных условиях их нужно жестко концентрировать, направляя на решение конкретных задач. В первую очередь поддерживать инвестиционные проекты, которые находятся на стадии значительного продвижения.

И, конечно, нужно снижать административную нагрузку. В мае одна очень крупная животноводческая компания получила от разных надзорных органов 450 вопросов, на которые отправила 100 тыс. листов отсканированных документов. С этим объемом никакой искусственный интеллект бы не справился. Убирать маркировки, приостанавливать ПЛАТОНы, отменять ФГИС «Зерно», которая должна вступить 1 сентября. Зачем она нужна, я не знаю. Если государство хочет знать, пускай проводит эту работу по учету само, а не создает систему страха, контроля и т. д.

35 % зерна производят небольшие хозяйства. Да, есть фермеры, у которых 10 - 15 тыс. га, имеющие свои сушилки и хранилища. А есть и такие, у кого 500 - 700 га. У многих из них просто нет автомобильных весов. Они считают полученное зерно по бункерам, а должны отчитаться по весу. Что с этим делать? Получается – только штрафовать. Так пусть государство обеспечит всем поставку приборов для оперативного контроля качества зерна, если это ему так необходимо.

Когда вводят такие инициативы, как ФГИС «Зерно», апеллируют к опыту западных стран. Но там система контроля осуществляется совершенно по-другому. У американцев, например, на элеваторах сидят чиновники Минсельхоза США, у них стоят анализаторы ФОССовские, они проводят оперативный анализ при приемке зерна, и эти данные идут в общую сеть. И ни у кого не возникает вопросов к тому, кто и откуда привез зерно.

Как обеспечить внутреннее потребление? Государство этого не знает. Есть простой механизм: объемная квота на экспорт всего – зерна, мяса, молочной продукции... Все остальное – это внутренняя квота: торгуйте, как хотите. Вполне возможно в нынешней ситуации установление экспортной пошлины. Я понимаю, что это противоречит изначально высказанной позиции о ненужности экспортной пошлины. Но плоская пошлина в 10 - 12 % возможна на все агропродовольственные товары. Не надо делать исключения, как сейчас, когда зерновики платят пошлину, а, положим, производители мяса птицы – нет. Введите на всех. Плоскую, процентов 10. Это не является чем-то критическим. Но все деньги, которые из этого будут поступать в бюджет, поделите правильно. 30 % отдайте на развитие сельских территорий, туда, где сельхозпроизводители живут и работают – это им надо, а остальные направьте на целевую поддержку продовольственного обеспечения населения. Причем именно конкретных граждан.

ФОНДЫ И ИНТЕРВЕНЦИИ

Цитата: «В управление селом должны прийти профессионалы от производства»

И. Абакумов

М. Данилов: Может быть, стабилизировать рынок и обезопасить внутреннее потребление помогло бы создание резервных фондов Минсельхозом России? Построить, например, необходимое количество элеваторов для хранения 10 или даже 20 млн т зерна. Или это лишняя трата денег?

А. Корбут: Я противник резервных фондов каких-либо министерств. Фонды будут созданы, а на что пойдут средства – сказать сложно. Бюджетная поддержка должна быть конкретизирована, только тогда она будет эффективна. К примеру, в ближайшие годы во всей стране будет остро стоять проблема с запчастями – отечественными и особенно импортными. Грядет высокий урожай – значит, износ техники будет существенно выше, чем в прошлые годы. Чтобы как-то решить эту задачу, должна быть четкая концентрация усилий. В СССР, к примеру, была мощная индустрия восстановления и ремонта сельхозтехники. Запчасти иной раз были даже лучше, чем исходные детали. У нас есть Росрезерв, и если государство считает нужным формировать какие-то мобилизационные ресурсы, то там они и должны находиться.

М. Данилов: Мы смотрим на опыт Китая, где множество резервных фондов. Их создание – это способ вложения денег. Раньше валютную массу можно было стерилизовать за счет импорта, покупки долларов, евро и разных ценных бумаг. Теперь вкладываться в доллары и евро бессмысленно. А вот приобретать то, что не может экспортироваться по тем или иным причинам именно сейчас – вроде бы логично. Покупать на внутреннем рынке титан, золото, создавать резервы тех же д. в. для пестицидов.

И. Абакумов: США и Европа активно занимаются зерновыми интервенциями – покупкой зерна за средства бюджета. Механизм зерновых интервенций там чрезвычайно отлажен – он включается не по постановлению правительства и не по решению Минсельхоза, а по достижении цен определенного уровня. Это такие меры автоматического действия. При понижении цены государство покупает, при повышении – сбрасывает. Таким образом цена демпфируется.

М. Данилов: Александр Вадимович, а как Вы относитесь к интервенционному фонду? Стоит ли его использовать для стабилизации цен на рынке?

А. Корбут: Интервенции – дело хорошее. Особенно, когда они направлены на регулирование рынка. Однако сегодня интервенционный фонд служит не для интервенций, а для госзакупок с последующим распределением. Объем, который туда поступит, – 1 млн т – никакого значительного влияния на рынок не окажет. Правильнее было бы отдать этот миллион в Росрезерв. Интервенционный фонд в его текущем положении нужно реформировать. Механизм подлинной интервенции должен быть таким: государство объявляет, что готово купить предложенные объемы по фиксированной низкой цене. Эти деньги позволят поддержать деятельность сельхозпроизводителей. Если бы государство объявило, что готово покупать зерно по 10 - 11 руб/кг, перекупщики подняли бы ее до 12 - 13 руб. автоматом, и у сельхозпроизводителя был бы выбор. Объем реального интервенционного фонда, который бы стабилизировал рынок, должен быть не менее 10 % от рыночного оборота зерна, то есть 8 - 9 млн т. Кстати, в США и ЕС действительно проводились очень масштабные интервенционные операции, но в последние годы они фактически исчезли. Там государство пошло через механизмы тонкой настройки рынка, хотя интервенции как механизм могут быть включены в любой момент.

М. Данилов: В завершение разговора хотелось бы услышать от вас что-нибудь оптимистичное...

А. Корбут: Несмотря ни на что, сельское хозяйство в России было, есть и будет. Наша страна просто обречена быть великой агропродовольственной державой в силу своей территории и положения. Другое дело, что все будет зависеть от тех, кто живет и трудится на земле.

И. Абакумов: Самое главное, что надо осознать государству: земледельца никто не обязывает трудиться на земле. Он делает это потому, что ему выгодно. А если выгодно быть перестанет – он уйдет, как бы его не удерживали. В управление селом должны прийти профессионалы от производства – семеноводы, животноводы, зерновики, представители пестицидной отрасли. Лозунг «Кадры решают все!» в текущей экономической и политической ситуации для сельхозотрасли звучит как никогда актуально.

М. Данилов: Большое спасибо за беседу!

Материал подготовили Людмила МАКАРОВА и Альгирдас РУЙБИС

Подписи к фото:

1. А. Корбут
2. М. Данилов
3. И. Абакумов

Опубликовано в номере 9 за 2022 год

Перепечатка и копирование материалов на электронные ресурсы только с письменного разрешения редакции и с указанием первоисточника.