«В селекции пшеницы – непочатый край работы»
20 апреля известный российский селекционер Баграт Исменович САНДУХАДЗЕ отметил свой 85-й день рождения. Наша газета не раз рассказывала о его новых сортах озимой пшеницы, которые буквально преобразили облик и традиции зернового поля Центральной России. Испокон веку здесь главным хлебом был ржаной, а теперь – пшеничный, причем испеченный не из привозного, а из выращенного здесь, на месте, высокобелкового зерна. Накануне юбилея Баграт Исменович дал большое интервью «Полю Августа».
Баграт Исменович, расскажите о себе, о своем детстве, о том, как пришли в селекцию. Мы об этом никогда не писали...
Я родом из Западной Грузии, родился в селе Орсания Зугдидского района. Когда началась война, мне было десять лет, а я уже с семи лет мотыжкой работал. Мы выращивали прежде всего цитрусовые, виноград, кукурузу, сою, фасоль, грецкие орехи, фундук. К сельскому труду меня приучил отец. Он вставал в пять утра, пока еще нет солнца, потому что из-за жары можно было работать только до 10-11 ч, потом приходилось делать перерыв на четыре часа. И тогда я шел купаться и ловить рыбу на горную реку Ингури. Я, можно сказать, вырос на ней.
Отец заразил нас, четырех сыновей, своим отношением к работе. Он ухаживал за виноградом, пересаживал деревья, и каждую операцию выполнял тщательно, с высоким качеством, буквально творил чудеса. Мог, например, пересадить яблоню в любое время года (а не только ранней весной, когда дерево спит), да так, что ни одного листочка не потеряет. И нас к этому приучал. Мы свои мотыжки для прополки готовили с вечера – отбивали, точили. Сорняков было много, полоть надо было постоянно.
Когда началась война, нужно было все отдавать для фронта. У нас в Грузии не было никаких привилегий, как многие считают. Например, сыра и других продуктов, которые у нас делали, мы практически не видели – все шло на фронт. Было голодно, а работать приходилось много – помимо сельхозработ надо было строить оборонительные сооружения.
В школу ходил пешком за 3 км, а обуви почти не было. Шили тапочки сами из выделанных шкур коров или быков, но они быстро изнашивались, потому что дороги у нас каменистые. И когда в 1944 году отец за хорошую работу купил мне калоши, я их поначалу надевал только на праздники – жалко было, они были такие красивые, блестящие!..
Я окончил среднюю школу в 1951 году и сразу написал заявление в военкомат, чтобы меня призвали в армию, а потом можно было ехать куда угодно. Хотел служить в России, чтобы лучше изучить русский язык, но меня направили в танковое училище под Тбилиси. Там было много русских, ребят других национальностей.
В армии я служил механиком-водителем танка Т-34-85, хорошо стрелял, был отличником. А когда я прослужил 1,5 года, наш призыв был уволен в запас. Я вернулся домой, начал работать и готовился поступать в Грузинский госуниверситет. Много занимался, был уверен в своих знаниях, но все оказалось сложнее – конкурс был очень высоким, прошли только те, кто сдал все предметы на «пятерки», а я получил одну «четверку» и не прошел по конкурсу. Возвращаясь из Тбилиси домой, заехал к одноклассникам, которые учились в Диди-Джихаишском сельхозтехникуме в городе Самтредиа. Там я поговорил с его директором, и тот, увидев, что у меня хорошие знания, что прошел армию, принял меня. Хоть и с опозданием, но я приступил к учебе в начале ноября, учиться мне было легко – многое я знал с детства, и все предметы в первую сессию сдал на «отлично».
В 1957 году я с отличием закончил техникум и по примеру моего односельчанина поехал поступать в Москву, в Тимирязевскую академию (ныне РГАУ-МСХА имени К. А. Тимирязева). Как отличник я сдал только один экзамен – физику – и стал студентом агрономического факультета.
Вспомните своих любимых преподавателей…
Ну, поначалу мне пришлось года два привыкать к новому распорядку, а потом, когда пошли более близкие мне предметы, началось настоящее учение. Растениеводство нам преподавали академики Николай Александрович Майсурян, Иван Семенович Шатилов и другие. Математику я не любил, но профессор Александр Маркович Файнзильбер так интересно читал лекции, что когда у нас уже закончился этот предмет, я продолжал посещать его занятия по математическому анализу, теории вероятностей, высшей математике. Многих могу вспомнить, благодарен им всю жизнь…
Я закончил Тимирязевку в 1962 году и приехал в Диди-Джихаишский сельхозтехникум, так как обещал директору, что вернусь преподавать. К тому же меня еще назначили директором учебного хозяйства. Проработал я почти год, но тут у жены Инны Васильевны начались проблемы со здоровьем из-за высоких температуры и влажности, и нам врачи посоветовали переехать в среднюю полосу Россию. Так мы оказались в Немчиновке, в НИИСХ центральных районов Нечерноземной зоны, как институт тогда назывался. Здесь в лаборатории озимой ржи была свободной должность лаборанта, и я приступил к работе.
В последующие 2,5 года занимался в основном «мужской» работой – носил мешки, подкармливал опытные посевы и т. д., а затем перешел в лабораторию яровой пшеницы, проработал там в аспирантуре еще 2,5 года, был переведен в заочную аспирантуру, стал младшим научным сотрудником…
И когда же Вы наконец занялись озимой пшеницей?
Вот тогда и занялся! Директор института Евгений Терентьевич Вареница, который одновременно возглавлял лабораторию озимой пшеницы, взял меня туда на должность старшего научного сотрудника. Конечно, я так обрадовался! Потому что уже видел, что эта культура в нашей зоне Нечерноземной России на подъеме, ее посевные площади быстро растут. Тогда они уже достигали 0,5 млн га, а в 1916 году по всей зоне было лишь около 50 тыс. га.
В этой лаборатории я проработал 10 лет, до 1979 года. Мы создавали сорта, и меня включили в авторство сорта Заря. Затем в процессе первичного семеноводства этого сорта была выделена семья, превосходившая все остальные по продуктивности и массе 1000 зерен, которая дала начало сорту Янтарная 50. А из скрещивания Зари и Янтарной 50 мы выделили линию, которая впоследствии послужила отцовской формой Московской 39…
Жили и работали мы тихо-мирно, наши сорта занимали почти всю зону, и никто не имел к нам претензий. Но все изменилось, когда здесь появился сорт Мироновская 808, которую создал на Украине Василий Николаевич Ремесло. И этот сорт совершил переворот на наших полях, все стали его выращивать, а свои сорта – забыли. Но наши руководители требовали придерживаться местных сортов, прежде всего наших пшенично-пырейных гибридов ППГ 186 и ППГ 599, по которым хозяйствам даже спускали планы сева и требовали отчета. Тогда наши опытные делянки каждый год посещали первый секретарь Московского обкома КПСС Василий Иванович Конотоп и другие руководители области, а Мироновская 808 спутала все карты…
И тут я в общении с руководством института стал высказывать «крамольные» мысли. Разве можно остановить внедрение сорта агитацией? Производственники видят, что этот сорт лучше, значит, они его сеют. А нам надо взять этот замечательный сорт, выяснить, какие у него есть отрицательные признаки, и начать их устранять– займемся его «ремонтом». Мои предложения встретили в штыки, меня обвиняли, что я не патриот института!
Я видел, что Мироновская 808 зимует хорошо, по качеству зерна – сильная пшеница, но поражается ржавчиной, иногда септориозом, но в меньшей степени, чем остальные сорта. Самый большой недостаток – это сильное полегание. Я его десять лет изучали подсчитал, что из-за низкой устойчивости к полеганию мы в среднем за эти годы теряли 33,7 % урожая, от слабой перезимовки – только 2,5 %. Значит, надо устранять полегание. Как это сделать? Есть два подхода: первый – на базе короткостебельных сортов, второй – на базе более высокорослых, но устойчивых к полеганию. Поработал я 10 лет и в одном, и в другом направлении. И вскоре убедился, что второе направление малопродуктивно, и его прикрыл. Но параллельно вел опыты по короткостебельным сортам, причем в свое личное время, в рабочее время этим заниматься мне не разрешали.
А тогда во всем мире занимались короткостебельными сортами, происходила так называемая «зеленая революция», «отцом» которой считают американского селекционера и фитопатолога Нормана Эрнеста Борлоуга. В 1970 году он стал лауреатом Нобелевской премии мира. Мне посчастливилось встретиться с ним, когда он приезжал к нам в институт, он одобрил всю мою работу по короткостебельным сортам.
Я провел огромное количество скрещиваний, использовал множество родительских форм, выписал коллекцию ВИРа, использовал линии селекционера Михаила Григорьевича Товстика из Киргизского НИИ земледелия и многие другие. И выявил два сорта, которые обладают очень хорошей комбинационной способностью, то есть им как бы не жалко свои положительные признаки передать другим. И вот такими сортами являются Безостая 1 и Мироновская 808, они, можно сказать, «нежадные», щедрые. Вот если проанализировать работу Госкомиссии по сортоиспытанию, посмотреть итоги по районированию сортов, то, можете себе представить, в родословной 85 % сортов как яровой, так и озимой пшеницы на сегодняшний день присутствуют Безостая 1 и Мироновская 808!
Но как лучше использовать их потенциал?
Расскажу об одной из своих селекционных схем. Мы взяли сорт Краснодарский карлик 1, донор короткостебельности, у него урожайность 9,2 ц/га, потому что он плохо зимует, а высота – 61 см. Все короткостебельные формы, оказывается, незимостойкие. У Мироновской 808 урожайность – 55,4 ц/га, высота – 117 см, полегает, зимостойкость – 75,8 %. И когда мы скрестили Мироновскую 808 и Краснодарский карлик 1,то в первый год получили урожай в два раза больше, чем у Карлика 1,– 19,2 ц/га. Из этой линии я отобрал короткостебельные формы и опять опылил Мироновской 808, и оттуда вырастил F1, F2, из них отобрал короткостебельные линии, которые назвал ВС1. И урожай этой линии уже стал 56,1 ц/га, и это при том, что у Мироновской 808 – 55,4 ц/га.
Но эта линия уступала Мироновской 808 по зимостойкости – 69 % против 75,8 %. И тогда я снова отобрал короткостебельные растения и скрестил с Мироновской 808, получив линию ВС2. На каждое скрещивание у меня ушло пять лет, но в результате линия ВС3 дала урожай 59,8 ц/га, а ВС4 – 65,3 ц/га. Причем это средний урожай по десяти линиям, там были сорта и с урожаем в 70 ц/га. И ведь это генетически наследуемый признак! И если Мироновская 808 была недосягаема для нас в 1964 году, то к 1993 году с линией ВС4 мы в среднем за 29 лет обеспечили превышение на 10 ц/га!
Для меня это было такое радостное событие! На базе этих скрещиваний мы здесь в институте создали около 10 новых сортов. Все они были районированы. Но особое распространение поначалу получили сорта Памяти Федина и Инна. После внедрения их в производство площади под Мироновской 808 начали ежегодно сокращаться на 10-20 %. Прошло 20 лет, и теперь здесь площадь под Мироновской 808 составляет 20 %, а под нашими сортами – 80 %...
Два названные мной сорта были районированы примерно в одно время, но первой все же была Инна – 1991 год, Памяти Федина – 1993 год. Второй сорт назван в честь тогдашнего руководителя Госсорткомиссии Марата Александровича Федина.
А Инна – это в честь жены?
Да… Правда, поначалу я планировал дать ему другое название. Но поскольку пшеница с таким именем уже была в регистрации (буквально за неделю до моей заявки), пришлось искать другое. И мне предложили назвать этот сорт именем моей жены – Инна, что я, разумеется, с удовольствием сделал. И это было в высшей степени справедливо. Сорт очень хорошо прошел сортоиспытание, обеспечив прибавку урожая к Мироновской 808 по 17 - 18 ц/га. И вот в отдельные годы, когда Мироновская 808 сильно полегала, прибавка у Инны могла достигать и 25 ц/га. В прошлом году одна из наших линий за счет большей устойчивости к полеганию, причем при внесении азотных удобрений, дала 134 ц/га, а Мироновская 808 – снова полегла…
Ну а в те годы, в конце 90-х, на сортоучастках Мироновская 808 иногда давала 45-50 ц/га, а наши сорта в это время давали уже по 70-75 ц/га. Когда средний урожай в производстве был 25 ц/га, у Инны и Памяти Федина были заметные преимущества.
А Вы в какой должности в это время были?
С 1969 по 1979 год я работал старшим научным сотрудником в лаборатории селекции озимой пшеницы под руководством Евгения Терентьевича Вареницы. В 1979 году заведующий лабораторией отдаленной гибридизации Григорий Данилович Лапченко пригласил меня в качестве заведующего. Я перешел туда, а в 1984 году две эти лаборатории были объединены, и я стал заведующим объединенной лаборатории и с тех пор занимаюсь селекцией озимой пшеницы. И наши возможности теперь значительно расширились…
Назовите основные направления селекции в вашей лаборатории.
Отмечу три момента, что были в нашей работе.
Первое – это продуктивность. Последние три года лаборатория сортовых технологий, где применяют препараты для защиты растений, показала истинный потенциал наших сортов. Как мы убедились, величина урожая сейчас на 50 % зависит от сорта, на 50 % – от техногенных факторов. Поэтому тех исследователей, которые перетягивают на себя это «одеяло», я успокаиваю: 50 на 50, ни больше – ни меньше. Вот на этих наших сортах, особенно на последних, технологи могут применить удобрения в больших масштабах. В них число стеблей больше, густота стеблестоя выше, есть опасность поражения болезнями, поэтому нужны препараты для защиты растений, которые выпускают компания «Август» и другие фирмы. Без этого ничего не получится. Поэтому, когда сотрудники сортовых технологий взяли новые наши сорта и применили новые техногенные факторы, то стали получать невиданные урожаи: в последние три года восемь сортов, которые сейчас у нас районированы, дают от 98 до 133 ц/га, а в среднем – 106-107 ц/га. Ежегодно! А в производстве потенциал этих же сортов используется на уровне 25 %. Но это уже другой вопрос. Мы свое дело сделали.
Под Мироновскую 808 не внесешь даже 45 кг/га д. в. удобрения – она поляжет, и урожай будет меньше. А номер, который у нас дал в прошлом году 134 ц/га, способен выдержать (и окупить урожаем) практически любую дозу азота, вносите, сколько хотите. Как на Западе. В Англии тоже применяют сорта озимой пшеницы высотой 65-70 см с необычно толстым стеблем, и отдельные селекционеры уже получают от них по 150 ц/га. И идут на 200 ц/га, есть у них такая программа «20 на 20» – к 2020 году довести урожай пшеницы до 20 т/га. Вот что в итоге дает бесконечная селекционная работа, усовершенствование агротехники, применение новейших препаратов, которые тоже рождаются, как сорта. Но мы вопрос урожайности, можно сказать, сняли.
Второй блок – качество зерна. Не так давно в Нечерноземной зоне получали только фуражное зерно,потому что прохладная погода во время налива зерна и уборки не способствует увеличению содержания белка – его было 10-11 %, то есть клейковины около 20-22 %. Мы попытались решить и этот вопрос – взяли наши отечественные сорта Заря, Мироновская 808, Янтарный 50 и скрестили их с лучшим по качеству зерна сортом озимой пшеницы одесской селекции Обрий, районированном в 1983 году. Этот сорт тоже получен от скрещивания яровой и озимой пшениц в Одесском селекционно-генетическом институте. Но широкого распространения он не получил из-за слабой зимостойкости. А по качеству зерна сорт Обрий был номер 1 в Советском Союзе. Когда мы его скрестили с нашими сортами, то на питомниках получили зерно с выдающейся стекловидностью… Я тогда даже засомневался – может, это твердая пшеница? Но когда сделали анализ, выяснилось, что здесь на 2-13 % белка выше, чем у остальных сортов. И, соответственно, клейковины.
А ведь с качеством зерна есть серьезная проблема. За последние 30 лет с ростом урожайности оно во всех странах резко упало. Во Франции, Германии, других государствах Европы в зерне всего от 9 до 11 % белка, и хотя в этом направлении сделано немало, существенных сдвигов нет. И когда сорт Московская 39 испытали в Канаде в 1999-2001 годах, его признали лучшим по сочетанию высокого урожая и высокого качества зерна. Люди хотят увеличить урожай, но потеряли качество. И это беда. А Московская 39 сочетает эти признаки. Сейчас она занимает от 2,5 до 3 млн га в нашей стране.
Так Московская 39 получилась от скрещивания с Обрием?
Да, это парный гибрид. Обрий – материнская форма, а отцовская – Янтарная 50, полученная отбором из сорта Заря (которая создана тоже на базе Мироновской 808, они по габаритам одно и то же, даже «воевали» между собой). Но Зарю мы позже стали сеять, в последние годы, потому что этот сорт не поражался твердой головней. В нем один доминантный ген контролировал этот признак. Мы изучили «бабушку», «дедушку», и отыскали, что в Заре есть «кровь» ППГ 599, в котором есть пырей, не поражающийся твердой головней. И мы думали, что этот ген оттуда. Но прошло несколько лет (около 10), и Заря тоже начала поражаться, хотя использовали ее как исходный материал по устойчивости к твердой головне. Я узнал, что многие селекционеры на Западе бросили работать с устойчивостью к болезням. Почему? Потому что есть мощные протравители семян, есть прекрасные фунгициды. Поэтому я всем говорю: какие бы сорта у вас ни были, обязательно обрабатывайте семена протравителями!
Вообще, если попробовать подвести главный итог того, что нам удалось сделать, то я бы сказал так – благодаря сорту Московская 39 (и последующим за ним) мы создали новую зерновую пшеничную житницу в самом центре Нечерноземной зоны России, где проживает больше половины населения страны. И теперь здесь производят продовольственное зерно с качеством лучше, чем сейчас мы возим из других признанных российских зерновых житниц.
Я могу уверенно сказать, что лучше продовольственного зерна, произведенного в центре России, нет не только в нашей стране, но и в Европе. Недавно я прочитал в газете «Аргументы и факты», что нашу пшеницу покупают охотнее, чем французскую. Заголовок статьи меня сразу заинтересовал как селекционера – в чем там дело? У нас качество выше. Вот так мы их должны учить, а они все считают, что у нас селекционеры плохие. Это второй блок вопросов, которые мы здесь решили.
И третий блок – устойчивость против болезней. Озимая пшеница все же поражается ими, из-за чего мы вынуждены обрабатывать посевы фунгицидами. Но у нас сейчас уже есть два не поражаемых сорта, и один из них – короткостебельный, это Немчиновская 17, на которой уже 10 лет мы не находим ни одной пустулы ржавчины. Фитопатологи из ВНИИФ заражают растения этого сорта искусственно, и еще не было ни одного пораженного. Я не знаю, откуда и как все это произошло. Многие ученые любят говорить о том, что они разработали уникальную селекционную программу, применили биотехнологию, генную инженерию и т.д., и с огромным трудом им удалось достичь таких результатов. Я об этом нигде никогда непишу, иногда говорю: работа селекционера после скрещивания – каждый день ходить, смотреть, отбирать, и снова и снова скрещивать…
Насчет устойчивости к болезням мы вопрос частично решили. Московская 39 сейчас тоже поражается болезнями, в частности ржавчиной, но в наших условиях она заболевает при переходе к фазе восковой спелости, к полной спелости, и у нее всегда флаговый лист работает. И молюсь я: когда эта ржавчина придет? Чтобы я убрал урожай хотя бы на два-три дня раньше, чем положено.
Мы сейчас работаем и по мучнистой росе, в этом нам помогает Мироновская 808, которая обладает полевой устойчивостью к этому заболеванию. В наших новых линиях и сортах два нижних листа поражаются, но вверх болезнь не идет, потому что «крови» Мироновской там сейчас 80-90 %. Без этого нельзя. Это основная перезимовка. Вот каким образом мы работаем по болезням…
А что в заделе?
В свое время мы хотели улучшить Мироновскую 808 в плане полегания, 10 лет старались найти варианты, но потом работу в этом направлении в основном прекратили, занимались этим скорее факультативно. Так вот, в 2015 году эти высокорослые формы от Мироновской 808 и других сортовлучше стояли, чем короткостебельные сорта, не полегли даже после того, как сразу выпало 102 мм осадков в течение суток. Теперь мы снова возвращаемся к исследованию высокорослых номеров, устойчивых против полегания и засухи. Их легко убирать, к тому же они дают много растительных остатков, что очень важно при внедрении No-till. Если вы получаете 100 ц/га зерна, то столько же останется на поле соломы, сохранимтаким образом гумус, раз уж мы не можем вносить навоз…
В селекции пшеницы непочатый край работы, и сколько ни трудись над усовершенствованием сортов, получением более продуктивных, качественных, устойчивых к болезням и т.д. – их можно улучшать до бесконечности. Я полностью согласен с тем, что сказал Некрасов: «Велик сеятель. Никогда не забывал о нем мир и никогда не забудет – ни в радости, ни в беде. И никакая глыба золота не перевесит крошку хлеба!». Хлеб сегодня – это все. 85 % нашего населения сидят на хлебе. И не дай бог его в магазине не будет, а рядом колбаса, которая стоит 2 тыс. руб., икра за 5 тыс. Зачем они бабушкам, у которых пенсия всего 5-6 тыс. руб.?
Я доволен тем, что стал селекционером. Сегодня нет в мире профессии лучше, потому что селекция каждый год создает новые формы, линии, генотипы культур, которых до этого не было нигде в мире, ведь перекомбинация генов не имеет границ.
Баграт Исменович, Вы – лауреат Демидовской премии за 2014 год…
Для меня стало большой неожиданностью, когда мне позвонили из комитета по премиям (а я был в это время в поле) и сообщили о том, что меня выдвинули на соискание этой премии. Я не подавал заявку, решение было принято экспертной комиссией академиков. В феврале 2015 года в Екатеринбурге состоялось награждение академиков – астрофизика Николая Семеновича Кардашева, химика Олега Матвеевича Нефедова и меня. Впервые за время существования премии, учрежденной в 1831 году уральским промышленником, камергером двора Его Императорского величества Павлом Николаевичем Демидовым, «желая содействовать преуспеянию наук, словесности и промышленности в своем отечестве», она была присуждена человеку, работающему в сельском хозяйстве. Я могу этим гордиться…
Очень порадовали меня кубанские коллеги в Краснодарском НИИСХ имени П. П. Лукьяненко, они вывели прекрасный сорт пшеницы и назвали его Баграт. Это лучший на сегодня сорт в крае. А Светлана Евгеньевна Скатоваиз Владимирского НИИСХ передала в сортоиспытание сорт БИС… Приятно…
Я благодарен моим коллегам, которые многие годы трудились и трудятся со мной рука об руку. Это Евгений Терентьевич Вареница, Григорий Данилович Лапченко, Григорий Викторович Качетыгов, Александр Александрович Морозов, Мария Ивановна Рыбакова, Валентина Васильевна Бугрова и др.Приведу к месту высказывание Жана-Жака Руссо: «Жизнь длится лишь мгновение; сама по себе она – ничто; ценность ее зависит от того, что удалось сделать… И только добро, творимое человеком, остается, и благодаря ему жизнь чего-нибудь стоит».
Спасибо за беседу, Баграт Исменович! Еще раз поздравляем Вас со славным юбилеем!
Беседу вела
Людмила МАКАРОВА
Фото автора
Контактная информация
Баграт Исменович САНДУХАДЗЕ
Тел.: (495) 591-86-24
Подписи к фото
Академик РАН Л. А. Беспалова вручает Б. И. Сандухадзе семена сорта Баграт
Б. И. Сандухадзе с зарубежными коллегами
Б. И. Сандухадзе со своими коллегами и студентами
Опубликовано в номере 6 за 2016 год
Перепечатка и копирование материалов на электронные ресурсы только с письменного разрешения редакции и с указанием первоисточника.
